Капитализм в Москве просуществовал не так долго, но достиг больших успехов в обустройстве собственного быта. Благодаря обилию толстосумов город на рубеже веков потянулся ввысь, что сделало топку каждого отдельно взятого помещения нерациональной и даже опасной. Наступила пора водяного отопления, идея которого, несмотря на ее гениальную простоту, восторжествовала далеко не сразу.

Довольно долго с ним конкурировали дрова, не сдававшие своих позиций до самого последнего времени.

(Окончание. Начало в № 9)

Дата начала водяного отопления на Руси точно не известна. В дореволюционной прессе сообщалось, что «еще в 1834 годе горным инженером Петром Григорьевичем Соболевским сделано было несколько весьма удачных устройств водяного отопления». Нельзя сказать, были ли установки 1834 г. первыми в России, а также, где и какие именно системы водяного отопления осуществил этот выдающийся ученый. Cистема водо-воздушного отопления, примененная в порядке опыта в России зимой 1844-1845 гг. (внутри помещений поддерживалась температура до 15°С), была также забыта.

 

С легкой руки московских устроителей отопления

Всего через 30 лет ситуация изменилась - по свидетельству современников, «в 1879 г., в разгар строительной горячки, никто и слышать не хотел… ни о каком другом отоплении, кроме водяного». Наибольшее распространение имели ребристые трубы. Чугунные радиаторы появились значительно позднее, около 1900 г.

В начале XX в. стоимость системы водяного отопления уменьшилась за счет применения открытой прокладки трубопроводов и открытой установки нагревательных приборов в отапливаемых помещениях. «С легкой руки московских устроителей отопления» эта идея получила широкое распространение, причем «один из отопителей пошел так далеко, что доказывал при общем хохоте в Архитектурном обществе, что рационально поставленная труба, а тем паче нагревательный прибор, не может являться диссонансом в отделке помещения».

По переписи 1918 г. из 29 423 строений Москвы 3344 имели центральное отопление, другой источник насчитывал в 1910-х гг. в центре Москвы 1760 котельных, отапливающих 1170 зданий. Точно не известно, где именно «московские устроители водяного отопления» впервые показали свое искусство в масштабах многоэтажного дома. Воспетый Булгаковым дом Пигита на Большой Садовой с собственной бойлерной, работавшей на нефти, по разным сведениям, был возведен не позже 1906 г. Однако не приходится сомневаться, что это не первый триумф новой технологии, если в 1899 г. центральное водяное отопление имелось уже в 29 жилых зданиях для рабочих нынешнего Ногинского района, и даже в 1884 г. такое чудо техники наблюдалось «как исключение, всего в трех казармах».

Едва ли первопрестольная столица намного отстала от текстильного края, и общедомовое водяное отопление не было диковинкой уже в конце позапрошлого века. Как только появились электрические сети и достаточно мощные надежные насосы, чтобы перекачивать значительные объемы горячей воды, возникли и крупные сети централизованного теплоснабжения.

 

Трудное начало российской теплофикации

1903 годом датируется начало российской теплофикации, под которой понимают централизованное теплоснабжение на базе комбинированной выработки тепла и электроэнергии. Последняя была освоена к тому времени в промышленных масштабах, а производить ее стали в большинстве случаев на тепловых электростанциях. При этом коэффициент перевода энергии топлива в электрическую энергию в те годы редко превышал 25%, даже на современных тепловых электростанциях он редко достигает 50%, остальная же часть энергии – просто тепло, которое надо куда-то девать. Тогда и возникла разумная идея не выбрасывать то, что досталось бесплатно. Следующим шагом стало первое использование насосов в 1909 г.

К сожалению, триумфальному шествию нового способа обогрева помешала революция и спад производства. В первые годы советской власти угроза замерзания была вполне реальной. Из-за происков Деникина на юге России Москва лишилась привычных поставок угля, в связи с чем возобновилась лихорадочная вырубка лесов. Летом 1919 г. центральная газета предупреждала: «Надо ясно и открыто сказать, что государственные организации при всем своем желании не в состоянии снабдить Москву дровами для нужд домашнего отопления». Дровяная потребность Москвы составляла 400 тыс. вагонов в год, или ежедневно 1100 вагонов, тогда как «в последние месяцы получали мы несколько десятков в месяц». Газета делала привычный вывод о том, что «надо вовлечь самые широкие круги населения», которое, однако, и без того принимало решительные меры - для растопки люди пилили балки на чердаках, рубили фонарные столбы.

По-видимому, не от хорошей жизни в ноябре 1919 г. комитет обороны Москвы разрешил учреждениям вырубать Останкинскую рощу на любопытных условиях получения каждого четвертого куба дров. Несмотря на все усилия, зимой 1920 г. было заморожено 2000 домов с отоплением и канализацией, то есть 20 тыс. квартир с населением 104 тыс. человек. В газетах печатались предостережения об аккуратном обращении со всякого рода времянками, трубы которых разрешалось выводить в существующие дымоходы, но ни в коем случае не в вентиляцию - по воспоминаниям Михаила Булгакова, по этой причине сгорел дом, в котором он впоследствии проживал.

Несмотря на улучшение ситуации на фронте, проблема отопления по-прежнему заставляла рабоче-крестьянскую власть метаться и нервничать. В феврале 1920 г. центральная газета опубликовала идею доктора Равиковича об использовании нового вида топлива» - шишек сосновых или еловых лесов. Газета с энтузиазмом сообщала, что при Главтопе уж создан особый отдел Палтоп, ведающий вопросами использования «палового» топлива, т. е. шишек. Единственным узким местом власти признавали то обстоятельство, что работа по сбору шишек – «кропотливая и мелкая». «Остается одно – вовлечь все подрастающее население страны в работу по сбору шишек».

 

Бледная калька

Видимо, не случайно в то же самое время правительство задумалось о плане электрификации, имевшем сильный крен в сторону тепловых электростанций и создававшем основу для теплофикации страны. Современные мудрецы объясняют такой интерес коллективистской придурью новых хозяев России, однако специалисты того времени ставили вопрос иначе: «громоздкое дровяное топливо давно перестало быть для Москвы местным. Значительная часть дров гонится в Москву из районов, отстоящих на 600 км и более от города, что попирает все законы экономики».

В декабре 1920 г. план ГОЭЛРО был одобрен съездом советов. Несмотря на то, что позднейшие демократические специалисты придерживались не особо высокого мнения об этом плане, именуя его «бледной калькой дореволюционных программ развития энерготехнической отрасли страны», для Москвы и других крупнейших промышленных центров его хватило. В 1925 г. в Москве находилось 6000 котлов и около 500 000 дровяных печей, владельцы которых с надеждой взирали на инициативы властей.

В 1928 г. была сооружена первая теплофикационная установка в Москве, осуществившая снабжение паром промышленных потребителей (завода «Динамо» и др.) от теплоэнергоцентрали Всесоюзного теплотехнического института в районе будущей станции метро «Автозаводская». Одновременно со строительством новых ТЭЦ проводились работы по теплофикации центра. Еще в 1927 году был разработан эскизный проект, а в 1930 г. (по сведениям «Мосэнерго», в 1931-м) проложили первый водяной двойной трубопровод диаметром 250 мм по Раушской набережной, который через Старый Москворецкий мост и Варварку был протянут к зданию ВСНХ в Китай-городе. Источники того времени указывали, что «для ускорения работ» будут применяться деревянные трубы. Предполагалось, что к 1937 г. протяженность теплосетей в Москве достигнет 800 км, однако только к 1945 г. удалось собрать около 80 км и запланировать еще 60. В 1941 г. тепло от сети получали 445 жилых зданий и несколько десятков предприятий; по другим данным, в домах с центральным отоплением до войны проживало 35% населения города.

Война создала огромные сложности для системы теплоснабжения, прежде всего, как и в 19 году, нарушив поставки угля из Донбасса. По самым скромным подсчетам, для нужд отопления зимой 41/42 годов требовалось 250 тыс. т условного топлива, чтобы поддерживать в помещениях температуру 14 градусов, но поступило только 150 тыс. т, причем низкокалорийный подмосковный уголь заметно уступал донецкому. Одно время печи топили отходами производства масел, несмотря на вредные испарения, сопутствующие этому процессу. Власти пошли на хитрость, переселяя жильцов в пустующие квартиры и отключая от сети целые подъезды. Полностью избежать размораживания в ту зиму не удалось, несмотря на то, что выбитые при бомбежке стекла оперативно заменялись. Однако поврежденные батареи заклеивались специально изобретенным клеем, что обеспечивало быстроту и высокую прочность ремонта.

Тем не менее, даже в годы войны «Мосэнерго» мобилизовало резервы для подключения к системе 75 зданий, а в первые три года после ее окончания перевело на центральное отопление еще 638.

 

Хорошо забытое старое

Наибольшее развитие теплофикация Москвы получила с началом массовой жилой застройки города, когда стали прокладываться тепловые магистрали протяженностью 20-30 км от новых мощных ТЭЦ, размещаемых вдоль МКАД. В районах жилой застройки стали сооружаться отдельно стоящие тепловые пункты (ЦТП) взамен индивидуальных в подвалах домов, а теплопроводы начали прокладывать в городских коллекторах совместно с другими инженерными коммуникациями. 1950–1975 гг. - время сплошной теплофикации (еще в 69 году дома на Кусковской улице топили дровами).

Перестройка и последующие события повлекли сильную переоценку ценностей - в поисках альтернативы действующей системе специалисты перебрали все от привлечения энергии солнца до паропроводов, отопления газом и электричеством и возврата к русской печи. Тем не менее высокая стоимость тепла, получаемых от этих источников, а также трудоемкость в обслуживании, травмо- и пожароопасность и дефицит площади относят эти варианты скорее к области научной фантастики.

Преимущества современной системы теплоснабжения Москвы неоспоримы, но и проблемы понятны всем. Высокая доходность энергетического бизнеса пока не вылилась в постоянное повышение качества услуг. Лишенная системы партийного и «народного» контроля система теплоснабжения может двигаться только в направлении удорожания энергии и услуг. Между тем, 96% населения Москвы связаны одной сетью - пенсионер и покупатель золотых квадратных метров одинаково зависят от «Мосэнерго», не имея возможности на него влиять.

Насущная проблема энергетики, как и все новое, настойчиво возвращает ее к далеким истокам. На заре теплофикации московская пресса постоянно била в набат по поводу того, что «экономия топлива для нас китайская грамота». Специалисты указывают, что сейчас главное значение имеет не экономия топлива, а энергосбережение в потреблении тепла. Казалось бы, столь масштабная задача требует такого же внимания государства, которым пользовались в свое время создатели ГОЭЛРО. На сегодняшний день планом ГОЭЛРО-2 бойкие на язык наблюдатели прозвали реформу энергетики по Чубайсу, видевшему ее основную беду в недостаточном развитии конкуренции.

Н. Голиков