Рассказывает бывший малолетний узник фашистского концлагеря «Озаричи», член общественной организации «Непокоренные» Нагорного района Владимир Иванович Клокоцкий.

— В связи с эвакуацией паровозного депо мой отец, машинист паровоза, оставил мать с тремя малолетними детьми, в оккупированном гитлеровцами городе Жлобине Гомельской области. Зимой 1943 года линия фронта проходила по Днепру, на правом берегу которого находился наш город, еще занятый фашистами. Не имея возможности силой оружия сдержать продвижения частей Красной Армии, германское командование решило создать на пути наступления наших войск живой щит из мирных жителей. С этой целью фашисты создали систему концлагерей у переднего края обороны под общим названием «Озаричи». Сюда стали свозить трудоспособное население из ранее оккупированных областей России и Украины — эшелоны с людьми застряли в Белоруссии, и отступающие фашисты уже не могли отправить их на работы в Германию. Потом фашисты начали сгонять в Озаричи и жителей ближайших городов и деревень Гомельской области. Ближайшие к Днепру дома фашисты начали сжигать. В начале марта 1944 года в город на автомашинах прибыли немецкие жандармские части и войска СС. Под утро нас разбудили ударами прикладов в окна солдаты и полицаи. Они требовали взять с собой все необходимое и выходить на улицу. Всех жителей сгоняли к железнодорожной школе. Здание школы и прилегающая площадь были обнесены колючей проволокой и охранялись солдатами. К утру вся площадь была забита жителями, которых фашисты партиями отправляли для погрузки в эшелоны. В вагон для перевозки скота загоняли по 60–80 человек. Двери вагона закрывали, запор закручивали проволокой. Ни воды, ни еды не давали. Эшелон часто останавливался. Под утро он остановился вне населенного пункта. Всех выгнали из вагонов и под конвоем солдат колонной погнали по дороге из раскисшего снега и грязи в сторону леса. Моей матери большую часть пути пришлось нести младшего брата на руках, а меня тащить за руку. Всех, кто отставал, били прикладами, а тех, кто не мог идти, конвоиры пристреливали. По обочинах дороги лежали многочисленные трупы детей, женщин и стариков — как из нашей колонны, так и из прибывших ранее эшелонов.

В первом лагере — огороженном колючей проволокой болоте — уже было много стариков и женщин с детьми. Потом нас перегнали в другой лагерь, тоже болото, обнесенное колючей проволокой и с пулеметными вышками охраны, в котором также было много людей, в том числе больных и замерзших. Подходы к проволоке были минированы. Каких-либо строений на территории не было, только редкие деревья. Делать шалаши и разводить костры было запрещено, за нарушение — расстрел.

Сюда же (в концлагерь) фашисты привезли из городской больницы несколько машин больных сыпным тифом, которых сбрасывали через проволоку в снег на территорию лагеря. Почти все больные были полураздетые и в бессознательном состоянии. Среди них были и дети из соседнего городка Красный Берег, которых гитлеровские палачи использовали для преступных опытов и забора крови для своих солдат. Многие из них здесь же и умерли, вернее, замерзли в снегу. Один раз немцы привезли хлеб и бросали его тоже через проволоку туда, где лежали больные тифом. Голодные люди бросались за каждой буханкой хлеба и давили друг друга. Фашисты хохотали, а в некоторых стреляли. Воду брали из оттаявшей днем болотной лужи или ели снег. Оттепели сменялись морозом и метелями. Всюду на территории лагерю лежали умершие от голода, сыпного тифа и замерзшие люди. Среди них был и наш дедушка.

Надежда на спасение почти покинули нас, но день освобождения пришел. Ночью стали слышны канонада и гул приближающегося боя — это солдаты Красной Армии теснили фашистов. Утром мы услышали, что на вышках немцев нет, охрана лагеря сбежала. Кто-то на радостях бросился к колючей проволоке, и подорвались на минах. Вскоре наши саперы сделали проходы, и все, кто еще мог идти, побрели к дороге. Наши воины помогали освобожденным, делились продуктами и оказывали всякую помощь. Медслужба 65-й армии генерала П.И. Батова организовала карантинные мероприятия и распределение больных сыпным тифом по госпиталям и больницам.

Это был первый концлагерь, освобожденный от гитлеровцев Красной Армией. Его посетили многие военачальники, государственные, общественные деятели, журналисты, фото- и кинорепортеры.

Меня полуживого, больного сыпным тифом, приютила и выходила добросердечная женщина в уцелевшей деревне, в которую мы забрели по дороге домой. Мать, старший и младший братья, больные сыпным тифом, оказались в больнице. (Уже в 1990-х годах я узнал, что мой младший брат умер в больнице в апреле 1944 года.) После выписки из больницы мать и старший брат разыскали меня, и мы еще долго добирались домой. Когда же мы оказались на своей улице, то увидели, что дома нет, а среди бурьяна торчит только печная труба. Такие же трубы остались от соседних домов. Немцы сожгли почти все дома в городе.